Неточные совпадения
Он спросил ужинать и стал рассказывать ей подробности бегов; но в тоне, во взглядах его, всё более и более делавшихся холодными, она видела, что он не простил ей ее
победу, что то
чувство упрямства, с которым она боролась, опять устанавливалось в нем.
— Война уничтожает сословные различия, — говорил он. — Люди недостаточно умны и героичны для того, чтобы мирно жить, но пред лицом врага должно вспыхнуть
чувство дружбы, братства, сознание необходимости единства в игре с судьбой и для
победы над нею.
Но и то хорошо, и то уже
победа, что он чувствовал себя покойнее. Он уже на пути к новому
чувству, хотя новая Вера не выходила у него из головы, но это новое
чувство тихо и нежно волновало и покоило его, не терзая, как страсть, дурными мыслями и
чувствами.
Викентьев одержал, по-видимому,
победу — впрочем, уже подготовленную. Если обманывались насчет своих
чувств Марфенька и Викентьев, то бабушка и Марья Егоровна давно поняли, к чему это ведет, но вида друг другу и им не показывали, а сами молча, каждая про себя, давно все обдумали, взвесили, рассчитали — и решили, что эта свадьба — дело подходящее.
Разумеется,
победу все-таки одержало то решение, которое уже заранее само собой созрело в его душе и наметило своего рода обязательную перспективу, обещавшую успокоение взволнованному
чувству.
Первое время настроение польского общества было приподнятое и бодрое. Говорили о
победах, о каком-то Ружицком, который становится во главе волынских отрядов, о том, что Наполеон пришлет помощь. В пансионе ученики поляки делились этими новостями, которые приносила Марыня, единственная дочь Рыхлинских. Ее большие, как у Стасика, глаза сверкали радостным одушевлением. Я тоже верил во все эти успехи поляков, но
чувство, которое они во мне вызывали, было очень сложно.
Вознесенный
победою оружия нашего, когда устремлялся на карание и добычу, пал я ниц, лишенный зрения и
чувств пролетевшим мимо очей в силе своей пушечным ядром.
Но это был именно только восторг, слепой и внезапный, а отнюдь не торжество
чувства государственности. Это было хмельное упоение славой
побед, громом оружия, стонами побежденных, — упоение, к которому, сверх того, в значительной доле примешивалось и ожидание добычи, в виде пяти миллиардов.
Первым трофеем его
победы над собой был поцелуй, похищенный им у Лизы, потом он обнял ее за талию, сказал, что никуда не едет, что выдумал это, чтоб испытать ее, узнать, есть ли в ней
чувство к нему.
Вольно и невольно наблюдая эти отношения, часто с поразительной и поганой быстротой развивающиеся на моих глазах с начала до конца, я видел, как Сидоров возбуждал у бабы доброе
чувство жалобами на свою солдатскую жизнь, как он опьяняет ее ласковой ложью, а после всего, рассказывая Ермохину о своей
победе, брезгливо морщится и плюет, точно принял горького лекарства.
Когда оба ряда бойцов сшибались в последний раз, оспаривая
победу, и в тесной куче ломали рёбра друг другу, издавая рёв, вой и свирепые крики, у Матвея замирало сердце, теснимое
чувством отчуждения от этих людей.
К нему же было какое-то странное
чувство и ненависти и сознания своего унижения и его
победы, но к ней страшная ненависть.
Их стихия была слава: и сим-то
чувством Великая готовила
победы!
— Мужчины и женщины — два племени, вечно враждующие… — мягко говорила женщина. — Доверие, дружба и прочие
чувства этого порядка едва ли возможны между мной и мужчиной. Но возможна любовь… а любовь — это
победа того, кто любит меньше, над тем, кто любит больше… Я была однажды побеждена и поплатилась за это… теперь я победила и воспользуюсь плодами
победы…
И нежданное
чувство ширилось и крепло в душе:
победы над смертью!
За пять минут до восьми он вышел наверх и сегодня не только без всякого страха смотрел вокруг, а с каким-то вызывающим
чувством, словно бы и он принимал участие в
победе над вчерашним штормом.
И уж нестрашными становятся человеку страдания и муки, и уж не нужна ему
победа трагического героя; все человеческие оценки, ощущения и
чувства спутались в душе, как волосы на голове безумствующей мэнады.
— Могу охотно: я видел более всего нежданные
победы духа злобы над
чувствами добрейших смертных.
Одно только сладко щекотало:
чувство полной
победы, сознание, что такая умная, красивая, нарядная, речистая женщина бросила для него, мужичьего сына, своего мужа, каков бы он ни был, — барина, правоведа, на хорошей дороге. «А такие, с протекцией, забираются высоко», — думал он.
Она стоит у дверей, как изгнанная пери у ворот рая; она смотрит на него с робостью, ищет чего-то в глазах его, просит, умоляет о чем-то и боится подойти. Никогда не казалась она ему так хороша! Любовь и еще какое-то
чувство, не менее горячее, но более чистое, вооружили ее в эти минуты всеми своими прелестями для
победы над неверным.
Но странное дело, молодая девушка почувствовала, что это злорадство смешано у нее в уме и сердце с
чувством торжества
победы над любимым человеком,
победы, которую как будто она ждала долго и напрасно и только теперь убедилась, что момент ее близок. Это поразило княжну Людмилу Васильевну.
Этим ты сторицей воздашь нам, огражденным от мира не только каменною монастырскою стеною, но стеною духовною, стеною
победы над своими
чувствами и желаниями, за наше о тебе попечение, за приют и охрану…
— Здесь, в этой недавней могиле заживо погребенных, могиле, которая является не как обыкновенный памятник
победы смерти, а, скорее, памятник
победы любви, именно здесь, княжна, я хочу заговорить с вами, заговорить впервые об этом
чувстве… Я люблю вас, люблю безумно, беззаветно…
Здесь и у стен печорского монастыря было сборное место русских войск, главное становище, или, говоря языком нашего века, главная квартира военачальника Шереметева; отсюда, укрепленные силами, делали они свои беглые нападения на Лифляндию; сюда, не смея еще в ней утвердиться, возвращались с
победами, хотя еще без славы, с добычею без завоеваний; с
чувством уже собственной силы, но не искусства.
Видимая трудность
победы сделала даже то, что Владимир Николаевич стал воображать, что в его сердце закралось серьезное
чувство, и это-то и было главной причиной отказа, не высказанной им Шмелю при предложении последним выгодного сватовства.
«Без борьбы нет
победы», — говорила она некогда, и готовится теперь вступить в эту борьбу и помериться силами с врагами ее отечества. И потом сладкое, высокое
чувство торжества над ними, спасение любимого человека от позорной казни, возвращение блудного сына матери-России. О! С чем может сравниться наслаждение этим торжеством!
Он день ото дня все более и более, к ужасу своему, видел и понимал, что увлечение этой наивной девочкой серьезно, что в его сердце, сердце старого ловеласа, привыкшего к легким
победам, неразборчивого даже подчас в средствах к достижению этих
побед, закралось какое-то не испытанное еще им
чувство робости перед чистотой этого ребенка и не только борется, но даже побеждает в этом сердце грязные желания, пробужденные этой же чистотой.
— Именно какое дело? — продолжал он. Если ты думаешь, что в наших отношениях не играет роль с моей стороны никакое
чувство, если ты полагаешь, что мизерною подачкою в Москву ты купила меня, то поздравляю тебя с такою
победою, а себя с таким твоим лестным мнением о моей особе.
Константин Николаевич встал и даже весь выпрямился, как бы ощущая в себе прилив силы, силы духа, силы
чувства, силы любви, способной одержать
победу над силою страсти, силой чувственности, силой тела. Он решил помериться этой силой лицом к лицу со своим врагом. Этим врагом являлась для него «тетя Доня».
То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о
победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая
чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия.
Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, чтò делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких
победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и
чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор пока французы были в Москве, и — главное — неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь, и преимущество находится на нашей стороне.
Эта
победа только вплела новый листок в его любовные лавры, а Марчеллу познакомила с
чувствами матери.